Отправлено: 04.12.10 16:27. Заголовок: Crack

цитата:

Все-таки у нас есть общее: мы одинаково глупо выглядим при встрече.

[center].................................[/center]
Дата и время: 13-15 октября 2010г.
Место: Прага.
Участники: Milan Lermont, Ian Morgan, Ancifera Paradis and non-player character (Катаржина Штефанович-Парадиз)
Анонс: Анцифера отчаяно не хочет покидать своего молодого человека, но должна отправиться на юбилей к своей бабушке в Прагу. Бабуля же, узнав об этом, предлагает молодым людям вместе приехать к ней, но не спроста, ой, неспроста...
Среди немногочисленных гостей, приехавших пораньше, обнаруживается весьма интересный субъект, некий Милан Лермонт, которого связывают с Катаржиной очень странные на первый взгляд отношения.
... Странная просьба к молодому вампиру может обернуться либо комедией положений, либо трагедией, которая может разыграться в любую минуту на затронутых чувствах молодых людей. Ведь Лермонт обаятелен и чертовски привлекателен. Но подвластны ли ему все женские сердца? И сможет ли он очаровать Анциферу, как некогда сделал это с Катаржиной?

 Отправлено: 04.12.10 18:29. Заголовок: Преднисловие. 1 октя..

[right]Преднисловие.
1 октября. Вечер.
Виндзор. Колледж.[/right]
Они договорились, что Йен будет ждать её после занятий на их аллее. Погода была не очень, но дождя не было. Только вот Циля как всегда умудрялась опоздать после ансамбля: мистер Кромвель вообще редко отпускал студентов вовремя со своего предмета, особенно если это были студентки да ещё и с долгами. Вобщем, пока Анци не сдала ему все новые партии, а мистер Кромвель не вымотал ей всю душу, то он её не отпустил. Итого, Анцифера задерживалась уже почти на полчаса. Жутко и очень некрасиво, как она считала, но поделать с этим ничего не могла.
Настроение благодаря преподавателю не отличалось особым оптимизмом, а предстоящее двухнедельное расставание с Йеном тоже не добавляло жизнерадостности.
Каблучки звонко и дробно стучали по мощёной аллее, бегать на каблуках было очень неудобно, но чего только не сделаешь, если тебя ждёт любимый человек.
«Надеюсь, он всё-таки не уехал ещё…» - девушка закусила губу.
Но Морган не был Цилей и отличался аккуратностью, последовательностью и пунктуальностью, чем иногда вызывал неловкость Анциферы за её собственные мелкие проступки. Так было и сейчас, потому, что Йен ждал её.
Мелькнула и больно кольнула мысль, что он бы дождался её в любом случае.
- Йен, родной! – позвала девушка ещё больше ускоряя шаг, тут же спотыкаясь, но продолжая бежать по инерции, затем, наконец, теряя равновесие и налетая на Йена. Ещё чуть-чуть и обняться она могла не с собственным молодым человеком, а с тротуарной плиткой.
- Привет, - на выдохе произнесла девушка, уже спокойно стоя, но не имея желания перестать обнимать Моргана, - У нас ансамбль был, извини…, - Анци потупила взор, - А как твой день прошёл? Надеюсь, ты не очень замерз, пока ждал меня?
Она внимательно взглянула на молодого человека, как всегда пытаясь прочитать его эмоции и мысли не только по его речи, но и по мимике.
В душе снова как-то неприятно защемило, а к горлу подступил ком – так было всякий раз, как Анцифера возвращалась мыслями к поездке. Она тревожно нахмурилась и, машинально стряхнув невидимую пылинку с плеча молодого человека, снова обняла его.
- Я соскучилась, - почти пожаловалась девушка, - Я очень соскучилась.
Не виделись они всего лишь с позавчерашнего дня, да и то успели вчера позвонить друг другу.
- А ещё я завтра должна ехать к бабушке в Прагу…, - выпалила Анцифера, - …на юбилей… на две недели…
И снова вышло как-то жалобно. Наверное, тому виной был ещё и сегодняшний непростой день, в котором мистер Кромвель был лишь одним из испытаний. И теперь эта поездка на две недели казалась вообще чем-то страшным, а не весьма интересным праздником.
- А я… я…, - Анцифера зажмурилась, но так и не смогла признаться вслух, что не хочет ехать.

 Отправлено: 04.12.10 21:08. Заголовок: Преднисловие. 1 окт..

[right]Преднисловие.
1 октября. Утро.
Прага. Дом Штефанович-Парадиз.[/right]
Составляя довольно обширный список гостей, Катаржина терзалась смутным чувством, что что-то упустила из виду. За шестьдесят лет у неё было довольно много, ну, если не друзей, то хотя бы тех людей, которые хотели ими казаться или же были нужны самой женщине. Многочисленную родню, оставленную своими сёстрами и братом, можно было вообще не считать – их было много да они и сами придут без приглашения. Только вот что интересно, собственную дочь и внучку нужно было пригласить обязательно, ибо первая могла и вовсе забыть, а вторая…
Катаржина возвела глаза к потолку с мученическим видом и стряхнула пепел с тонкой дамской сигареты в хрустальную пепельницу небрежным жестом.
Нет, внучка забывчивостью не страдала, она уже на протяжении нескольких месяцев страдала кое-чем другим похуже. Особой любви к мужчинам Катаржина не питала никогда, ну, почти никогда, да и то тогда это был не совсем простой мужчина. А тут… молодой, красивый, обеспеченный да ещё и музыкант! Из всех возможных сочетаний внучка выбрала самое худшее. И придраться-то было почти и не к чему, разве что…
Женщина поморщилась, ибо это вообще было последнее дело. Но в том-то и была беда – это была слишком большая, на её взгляд ответственность, а Циля её казалась малышкой, как и прежде, которая попросту не сможет должной степени отдать всю себя, если этот мистер Морган этого стоит того, конечно же.
О характере большинства музыкантов, как и вообще людей искусства, Катаржина знала не понаслышке – карьера фотомодели приносила немало связей, и требовался лишь расчёт, чтобы эти связи суметь сохранить. Подавляющее большинство этих людей были весьма интересными, очень талантливыми, но если копнуть даже не столь глубоко, можно было отыскать массу минусов. А жизнь с таким человеком – это не то, что она могла бы пожелать своей любимой внучке, хотя сама когда-то отказалась от такой перспективы добровольно, а теперь… Теперь попросту жалела.
- Ах, да! Старая перечница, как же я могла забыть… Ну, и где же ты? – женщина торопливо пролистывала страницы записной книжки, - Вот! – спустя пару минут раздался торжествующий возглас.
Номер был набран и как только трубку взяли, то Катаржина не сомневалась, что это сделал именно он.
- Ciao, mio caro! – поздоровалась дама властным, бархатным, лишённым старушачьего дребезжания голосом, - Сколько лет прошло, а, Милан? Кстати, я по этому поводу и звоню… Хотелось бы узнать, не станешь ли ты почётным гостем на моём юбилее? Ну, не тридцатилетнем, увы, конечно, - усмехнулась Катаржина, - Но всё же. Если согласен, то можешь приезжать пораньше, числа тринадцатого, например, - день рождения был четырнадцатого, - Думаю, моя внучка, если приедет, то будет непротив такого соседства. Ты же умеешь строить скромного мальчика из себя с волооким взором. Не разучился ещё? – снова хохотнула Парадиз-очень-старшая.
Даже зная, что Милан от природы даже не блондин, а почти блондинка (вот уж странная шутки природы - сделать это чудо мужчиной да ещё и Ловеласом) Штефанович-Парадиз не выдавала ему информацию медленно, дабы дать время её осмыслить, а сообщала сразу и всё теперь уже довольная ожидала ответа.

 Отправлено: 06.12.10 21:01. Заголовок: Одет: кофта, джинсы..

[right]1 октября. Утро.
Винздор. Энигма.
[/right]

Одет: кофта<\/u><\/a>, джинсы, носки

- Молчат потухшие вулканы,/ На дно их падает зола./ Там отдыхают великаны/ После содеянного зла./ Всё холоднее их владенья,/ Всё тяжелее их плечам,/ Но те же грешные виденья/ Являются им по ночам…, - голос Лермонта, сейчас особенно плавный и певучий, казался слегка протяжным и зыбким. Стихи Беллы Ахмадулиной, слова молитвы, ложились на него, словно воздушный флёр. Тонкий звук скользнувшей на пол палитры – небрежно затронутая струна – завибрировал в воздухе невидимой энергией и лёгкой амарантовой капелькой скатился с невесомой бальсовой поверхности палитры. Осеннее утро, прохладное и свежее, врывалось через занавески в импровизированную студенческую мастерскую. Всю прошлую ночь юноша провёл здесь, за работой. Тонкие пальцы потянулись к турке и уже через пару секунд в кружку-зубоскалку<\/u><\/a> хлынул горячий как ад кофе. В его густых переливах слышался чёткий ритм меренге, а из кружки поднимался гвоздичный дымок. Гвоздичный . Как покрытые ныне тонкой паутинкой кракелюра её глаза. В то утро, такое же прохладное и невесомое как это, когда он писал её, ему не хватало палитр. Лилейные, словно белые лилии, гридеперливые, жемчужные, вердигри… Оттенки её глаз, оттенки его чувств, лондонской дымкой застилавшие сознание. Ему тогда удавалось невозможное: шелковый вздох на её губах, флирт в её глубоких шанжан-серебряных глазах, жиразоловые волосы на фоне прюнелевых тюльпанов.
- lei che sorride sembrando felice nel mondo che sa. lei mi manca, però non lo sa (ит. «Она улыбается, кажась счастливой в мире, который она знает. Мне ее не хватает, но она этого не знает», - слова песни «Manifesto»), - Милан потянулся, разминая спину, и сделал небольшой глоток из чашки. Это был старый как мир фокус, который как ни странно действовал: даже годы спустя, мозг был рад обманываться и верить, что кофе помогает. Однако, сегодня что-то не ладилось: пальцы словно забыли дело, и вместо цвета бедра испуганной нимфы, получались «ляжки испуганной Машки».
Первым воцарившуюся тишину нарушил Милин телефон<\/u><\/a>. Он был почти пуст.
- У тебя, кажись, проблемы, дружок? – ехидно поинтересовался вампир у мобильника, - Кажется, у меня для тебя кое-что есть в холодильнике. А у тебя для меня что-нибудь найдётся? – телефон жалобно завибрировал в ответ, видать-то изображая бурчание пустого живота, - Как, нет? – продолжал сходить с ума Лермонт, - Тогда, тебе придётся подождать.
Милан опустил чашку на пол, рядом с палитрой. Вытирая о тканевую тряпку пальцы, приобретшие от краски цвет застенчивости поросёнка, художник уже сделал нару шагов в направлении холодильника, сменив лиричный лад на ироничное ко всему расположение духа, он продолжал общаться с любителем Пепси-коллы:
-Унаследовав миф о нации/ Отымевшей полмира скопом/ Мы отважились на кастрацию/ Чтобы влиться в гарем Европы…
Телефон же ответил странно долгим дребезжанием. Вампир нахмурил брови, и, отшвырнув тряпку, решительно шагнул навстречу неизвестности.
- I roba da matti o I avere un chiodo fisso in testa da Katarzyna (Я сумасшедший или я помешан на Катаржине), - прошептал одними губами, вмиг потерявший голос блондин. Она давно не звонила. Несколько десятков лет. И теперь, когда это случилось, в ушах окрылённого юноши заиграла мелодия «We are the champions, my friend!».
В тот же момент пришло осознание, что телефон…
«Зачем тебе Vertu, да Милан?! – внутренний голос иногда был хуже жажды: назойливый и нудный, как зубная боль, - Это же «отстоооой», там же нет камеры! А Nokia, которая работает на Pepsi, это «сууупееер»: Pepsi вечно как MacDonald’s, экологически чисто, а кроме того, такая батарея полностью утилизируется биологическим путем, аминь!» - тем временем Антонио стартанул к холодильнику, держа в руке звонящий мобильник. Когда он огибал угол, его занесло, и, потеряв врезавшиеся в оставшуюся позади стену, тапки, Миля почти протормозил торсом по полу, но справился с давно знакомым телом. Несколько секунд потребовалось Лермонту, чтобы как в детской загадке: открыть холодильник-достать слона-засунуть-жирафа-закрыть холодильник, и убедиться, что заходивший намедни deadbeat (халявщик) Марк, вызузил весь запас колы.
- Damn! Questo – ultima parola! (ит. «Чёрт подери! Это – последняя капля!»), - ничего другого, как в срочном порядке бежать вниз, в кафе, за газировкой, ему не оставалось. И хоть всё это безумие заняло не больше 10 секунд, этого было достаточно, чтобы заставить сеньору ждать, а вспыльчивого итальянца привести с оментивному варианту измененного состояния сознание, то есть полной дезориентации во времени и пространстве.
Как дикий сайгак, в одних носках, не заботясь о необходимости закрыть за собой дверь, Милан выбежал из комнаты, и, сбивая людей, выделывая такие пируэты, каким позавидовала бы Майя Плисецкая, съезжая по перилам и поминутно запинаясь о студентов, пронёсся в кафе, где от заветной цели его отделяла толпа просолевших студентов.
Вампир издал полурык-полустон и нажал заветную кнопку.
- Ciao, mio caro! – знакомый голос вызвал на губах красавца полуулыбку, проявившую сеточку морщинок.
- Dobrý den, můj Mio! – ответил бодрый юношеский голос так, будто это вовсе не он наматывал километраж несколько мгновений назад.
- Сколько лет прошло, а, Милан? – спросила она, будто требовала: признайся – я неотразима.
- Неужели, больше года? – вполне искренне изумился Милан, тем временем…феерично демонстрировавший пластический перфоманс, стараясь объяснить обаятельной кассирше, КАК ему сейчас необходима газировка и НАСКОЛЬКО он будет благодарен своей спасительнице. Если она обслужит его без очереди.
- Думаю, моя внучка, если приедет, то будет не против такого соседства, - продолжала ничего не подозревающая Катаржина.
Тем временем, убедившись в том, что наводит художника на самые грешные мысли, кассир сжалилась над студентом, и, под негодующее уханье толпы, кинула ему банку. Блондин же, всё тем же путём, ответил, что поставил девушку в киот, и она пополнила пантеон его богинь.
С лёгким шипением аккумулятор был заряжен, и, спокойно вздохнувший юноша, опустился на стул.
- Я подозреваю, что вы, моя дорогая, немного евреечка! – насмешливо поделился соображениями юноша, - И крючок закинули, и лишнего не сказали!
- Ты же умеешь строить скромного мальчика из себя с волооким взором. Не разучился ещё? – уточнила Штефанович проф.пригодность бывшего любовника.
- У меня не только физический, но и психический гомеостаз, - рассмеялся в ответ Милан, - И я обязательно приеду, moje štěstí (чешский, «моё счастье»).

 Отправлено: 06.12.10 23:42. Заголовок: Секунды проходили, с..

Секунды проходили, словно мимо сознания: тянулись ли, бежали ли они – это было совершенно неважно, поскольку Катаржина была готова ждать. Она это умела, она и так уже достаточно ждала, чтобы найти безоговорочный повод для этого звонка. Да, вот такая она была! Ей для всего нужен был очень веский предлог. И собственные, всё более отчётливые с годами морщинки были тоже предлогом, только для того, чтобы не звонить, попробовать забыть, ссылаясь на старческий склероз.
Но сейчас повод и желание совпали, и Катаржина была готова хоть до второго Пришествия ожидать, пока Лермонт возьмёт эту чёртову трубку! И взял-таки! То ли слух подводил уже немолодую женщину, то ли Милан, как и прежде, продолжал улыбаться ей своей опасной, но такой незабываемой улыбкой.
Польский из его уст звучал по-прежнему знакомо, словно он говорил на нём каждый день на протяжение более тридцати лет.
А что, если всё это время он жил в доме напротив? Что, если действительно каждый день говорил на языке той девушки, которую раньше любил?
Штефанович как-то немного не отдавая отчёта собственной глупости, подошла к окну и отдёрнула штору. Что она надеялась увидеть там, в доме напротив?
Может быть то бурлящее жизнью и людскими голосами место, где сейчас был Милан? Глупости! Катаржина покачала головой и резким жестом задёрнула штору обратно.
- Время идёт, а ты всё такой же подхалим, Лермонт! – смеясь, пожурила его женщина, - Наглый льстец и подхалим! – припечатала она, - Теперь ужасайся - прошло больше тридцати лет, - в голосе сквозила ирония пополам с всё той же усмешкой. Но сама же Катаржина не боялась прошедшего времени, поскольку никогда не ощущала себя на свой возраст, но и не молодилась.
- Опять зависаешь в каком-то кабаке? – Катаржина невольно поморщилась от обилия голосов на заднем плане, - Где вообще тебя носят черти?! – возмущалась она полушутя, - И кого ты снова осчастливил собой, мой дорогой, признавайся! Я хочу знать всё. Слишком долго ты злоупотреблял моим терпением, не появляясь на горизонте, Милан Алфонсо Никастратто! Теперь пришло время платить по счетам, - Катаржина погрозила пальцем трубке, словно Миля мог кам-то чудным образом это, ну, если не видеть, то чувствовать.
Хотя, кто уж тут чьим терпением злоупотреблял и не звонил - уточнять не будем.
Странные создания эти вампиры… Или, может, это просто Милан был сам по себе таким странным? Он говорил с ней так, словно не виделись они действительно всего лишь год или и того меньше, а Катаржина испытывала странные, двоякие ощущения, погружаясь в этот омут памяти с головой.
- Кто знает, кто знает, мой милый! Мой покойный папаша часто шутил, что я больше похожа на нашего соседа, чем на него, а вот был ли евреем наш сосед или нет, я не уточняла. Но в любом случае, с тобой, пройдохой, иначе нельзя. Я в тебе и не сомневалась, быстрее я растеряю остроязычность, чемты свои профессинально-будуарно-обольстительные навыки, - рассмеялась Катаржина в ответ, - Bene, poi ti aspetterò per te, mia cara. (Ну, тогда я буду ждать тебя, мой милый.) Ты прибудешь ночным рейсом, как обычно?

 Отправлено: 07.12.10 15:34. Заголовок: Она всегда и во всём..

Она всегда и во всём была неподражаема. Женственная и сексапильная она была королевой домов моды. «Катаржина Штефанович» - это имя произносилось тихо, часто, с благоговением и неподдельным восхищением. Кельвин Кляйн, Ив Сен-Лоран, «New Look» Кристиана Диора… За неё сражались многие, они понимали: это по крайней мере имеет смысл. Но не многие удостаивались её внимания. Он был избранным. Сколькие её поклонники хотели убить «мерзавку-блондинку», ошивавшуюся около Катаржины? Никто из них, богатых, знаменитых, эксцентричных и спокойных, остроумных, красавцев, не мог понять: «почему именно ОН?!». Многие считали единственным основанием отношений Милана и Катаржины то, что молодые люди были «пионерами» новой эстетики: свежий, таинственный, притягательный образ невинности и искушенности Штефанович и женоподобный мальчик Лермонт. Пытался ли сам Лермонт ответить на этот вопрос? Да, но гораздо позже. В тот момент его привлекала перспектива чувственного опыта, а не философские воззрения. Тогда он любил всё яркое, цветущее, сильное, живое… Так почему он? Наверное, он единственный, кто сразу понял, что «эстетика» в Катаржине не доминирует над «смыслом». Это не мешало Штефанович оставаться для итальянца тайной «как музыка на верхнем этаже: мешает и заманивает сразу».
«Шампанская» неожиданность поражала искушенного вампира и сейчас:
- Время идёт, а ты всё такой же подхалим, Лермонт! Наглый льстец и подхалим! - не преминула уточнить Полячка.
- Vážení Katarzyna! (чешск. «Дорогая Катаржина!») Ты даже не представляешь, с каким трудом мне удаётся совмещать в себе целых три великих звания: льстеца, подхалима и твоего любовника! - будто ища сочувствия, пожаловался итальянец, чей голос, из-за плохо скрываемой радости, звучал характерными эмоциональными перекатами.
- Теперь ужасайся - прошло больше тридцати лет, - устыдила и устрашила забывчивого старичка женщина.
- Это невозможно представить без риска для разума! – поддерживая градус разговора, воскликнул Милан.
Сотовая связь действительно одно из гениальнейших произведений цивилизации, после коммунизма и Карлсона! Милану казалось, что между ним и Катаржиной, не широкая лента часовых поясов, а всего пара метров. И стоит ему протянуть руку, как холодные точёные пальцы знакомым жестом прикоснуться к шёлковым жемчужно-белым волосам. Её дыхание, стук её сердца, шорох ресниц - быстрое электричество для Лермонта. «Ложбинка ада» сквозь тонкий шёлк кипельно белой рубашки…
«Мне больше не нужно твое присутствие, чтобы любить тебя», - воспоминания, влажные и одарённые звуком. Так они расстались. И Милану не следовало этого забывать. Он ведь решил тогда, что не поведёт эту гражданочку в вечность, как никогда никого не уводил туда с собой.
«Прошлогодний снег, прошлогодний снег, прошлогодний снег»…»*, - шепот был столь тихим, что на фоне сотен звуков кафе, бесследно растворился в воздухе.
Чувственную шаткость, овладевшую было Лермонтом, нарушила одна из посетительниц кафе, представляющая скорее узко-медицинский интерес. «Bats!»(англ. «псих, придурок»), - злобно шикнула она, сверля глазами Милину банку колы.
- Я умный! Мне мама говорила! – прикрывая ладонью трубку, возразил художник.
- Опять зависаешь в каком-то кабаке? – спросила муза, и Милан невольно рассмеялся: можете пытать его чем угодно: столовым серебром, солярием, каминным огнём – но он никогда не сознается, что хотел бы, чтобы в разгромленной под злую руку мастерской, с метающими молнии глазами, его поджидала жена, подготовившая пламенную тираду об его ночном отсутствии, и благо, если его украли сомалийские пираты, потому что если нет, она наденет ему на уши Ангес Сорель или так называемую Святую Феодору, судя по ракурсу, ещё до встречи с Юстианом!
- И кого ты снова осчастливил собой, мой дорогой, признавайся! – продолжал Везувий.
- Тююю! После тебя, нет в этом мире никого, кто бы чего-то стоил! – несколько надорванным тоном сказал вампир. Босоногий художник уже занял место по соседству от проектировавшей брови первокурсницы. Не отдавая себе отчёта, Милан свистнул у девицы маникюрные ножнички и принялся мучить попавшуюся под руку листовку, - На полотнах Магдалины,/ Сонм Мадонн, Венер и Фрин,/ А вокруг кривые спины/ Мутноглазых Акулин.
Милан несколько лукавил: не так давно, он присоединился к Алексе Мид, в её революционном искусстве акрилового бодиарта. Однако, кроме профессиональных, никакие боле отношения Алексу и Милана не связывали.
- А ты? Кто провел эти годы рядом с тобой? – удивительно, но ни нотки ревности в голосе Милана не было, скорее, лёгкое беспокойство за судьбу Катаржины, - И сколько ошибок в твоём имени я допускаю? – намекая на смену фамилии, уже веселее добавил Лермонт.
Услышав своё полное истинное имя, Милан поморщился:
-Ты же понимаешь, Катаржина, что после этого я обязан тебя убить, как последнего свидетеля? – иронично полюбопытствовал юноша.
- Но в любом случае, с тобой, пройдохой, иначе нельзя. Я в тебе и не сомневалась, быстрее я растеряю остроязычность, чем ты свои профессинально-будуарно-обольстительные навыки, - смех Катаржины, был таким заразительным, что повышенный в звании до «пройдохи» Милан, рассмеялся вместе с ней.
- Не пытайся выдать коня за всадника! – отозвался он, всё ещё слегка звенящим от смеха голосом, - Скорее Солнце потеряет корону, чем ты хоть капельку своего обаяния, которое я так в тебе люблю.
- Bene, poi ti aspetterò per te, mia cara. Ты прибудешь ночным рейсом, как обычно? – спросила она.
- Čekal jsem tak dlouho toto setkání, že nemůžu čekat ani pár minut (чешск. «Я так долго ждал эту встречу, что не могу подождать ещё даже пару минут»), - наверное, самым трогательным и комичным было то, что каждый из них знал родной язык другого, и сознательно позволил себе не говорить на нём больше тридцати лет, - Noc (чешск. «ночным»), - подтвердил Милан, - Люди открыли полуторамиллионлетнюю колонию микробов, жившую во льдах, но не придумали крем от прямых солнечных лучей, защитивший бы меня от ожогов. Uvidíme se ve snech (До встречи в городе мечты), - сказал на прощание Лермонт.
Когда юноша покинул кафе, Келли отложила щипчики, и посмотрела туда, где лежали её ножницы. Там, на глянцевой поверхности стола, покоился тончайший, вырезанный из бумаги рисунок.

* «если вздрагивает ещё внутри, то ты скажи про себя мысленно: «Прошлогодний снег»».

 Отправлено: 07.12.10 19:35. Заголовок: Зачастую ей не хвата..

Зачастую ей не хватало впечатлений. Катаржина скучала в модельном бизнесе, где все перепетии подковёрной борьбы казались пошлостью и низостью, но без них нельзя было зарабатывать приличные деньги. А она хотела красиво и интересно жить, поэтому приходилось изощряться, опускаясь до уровня своих оппоненток, но никогда и ни за что не терять собственного достоинства, и коль уж перешагиваешь через трупы, то делать это изящно, не наступая на них и не опуская головы ни на миг. Интриги? Да, но лишь те, которые действительно стоили того. Процесс не приносил удовольствия, удовольствием был новый контракт, заключённый именно с Катаржиной, знакомства, подарки, поездки.
Модели тоже иногда хотят есть, как ни странно, но это факт. Однако, поскольку Катаржина происходила из семьи крайне небогатой, а амбиции были ого-го, то хотелось не только чего-то насущного. Так в её жизни появился этот юноша, с его странной красотой, саркастичными речами и характером, приносящим вечный праздник. Он был настоящим итальянцем, пожалуй, это было самое точное определение для этого светловолосого юноши.
Он не был скромен, у него были свои рамки приличия. Он не был подвержен условностям – он сам ставил условия этому миру. Он не шёл против общества – менял общество под себя.
Сперва Катаржиной владел простейший расчёт и желание праздника, эпатажа, но Лермонт оказался глубже, чем представлялось сперва. И как ни странно, он действительно был мастером по части живописи. Ведь как часто бывает, когда молодые и смазливые «вьюноши» создают для себя некий образ поэта, живописца, музыканта, искусно маскируют недостатки таланта деньгами и прикрываются искусством, лишь бы только более-менее прочно занять позицию в обществе и взять от него кусочек пожирнее.
Но это было лишь сперва…
- У тебя сотни званий, Милан! Или ты уже забыл, насколько богат мой словарный запас? – с долей лукавства полюбопытствовала Катаржина. Да, бывали времена, когда Катаржина так поносила Лермонта за что-нибудь, что слышала это львиная доля соседей и, казалось, даже цветы на подоконнике совсем жухли от такого неприличия.
- А разве ещё не всё потеряно? Или ты успел где-то со скидкой приобрести новый разум? – вопрос скорее звучал как «Ты нашёл то, благодаря чему смог забыть меня?!» и это был вызов.
Они расстались. Давно. Без сцен, скандалов, упрёков и взаимных оскорблений. Просто после откровенного разговора Катаржина собрала вещи и уехала на следующий же день. Днём – специально, чтобы он не смог проводить её, чтобы тот огромный чемодан со всеми её вещами отнимал все силы, которые могли уйти на сожаление и злобу на себя за принципиальность.
Прошлогодний снег. Прошлогодний снег… Прошлогодний... – бумага могла вынести всё, теперь сносила и это, раз сказать вслух не представлялось возможности. У вампиров слишком тонкий слух, а у Катаржины слишком гипертрофированная гордость.
- С кем ты там? – слов Штефанович не разобрала, но бубнёж ясно услышала.
- Опять подлизываешься? Лермонт, мне теперь фигура и пенсия позволяет есть, как лапшу, так и спагетти, так что можешь продолжать. Такая лапша для моих ушей – это настоящее ювелирное украшение, - снова рассмеялась женщина. Она, как и тогда, не ставила ни в грош ничьи комплементы, но всё же где-то в глубине готова была питаться ими вместо завтрака и обеда, а ужин пусть готовит Лермонт.
- Допустим, я поверю. Пока поверю, а там при встрече разберёмся, как ты там и с кем. А я… Ну, что я? Дочь выросла, принесла мне в клювике внучку, благо правнуков пока не намечается. Вот уже почти год, как я одна…, - немного пожаловалась Катаржина, - Все бросили, - картинно вздохнула она.
И ностальгия накатывает временами, чтоб её!
- Не волнуйся, в принципе ни одной. Появившийся дефис в моей фамилии лишь дань несчастному торговцу антиквариатом, благодаря которому я до сих пор могу ни в чём себе не отказывать, - усмехнулась женщина.
- Вот как приедешь, так можешь начать прямо с порога, если не передумаешь, - заметила она в ответ на реплику об убийстве.
Конечно, из уст вампира можно было бы воспринять эту угрозу и посерьёзнее, но…
- Хороший конь стоит дороже всадника, так что я ничего не теряю, - парировала она Милану.
- E 'passato più di un anno, e di fronte a voi per sempre, quindi per voi circa due settimane?
(ит. «Прошло столько лет, а впереди у тебя целая вечность, так что для тебя какие-то две недели?»)
Это я, пожалуй, буду считать дни…
- Люди…, - в голосе Катаржины послышалась горькая усмешка, - Ну, что мы можем?! Мы ведь даже не можем создать лекарство от болезни, которая рано или поздно поражает каждого, живущего на земле. И горе тому, кто не болел ею… Il mio indirizzo non è cambiata. Arrivederci. (ит. «Адрес прежний. До скорой встречи»)
А дальше гудки, и лишь томительное ожидание в две недели…

 Отправлено: 08.12.10 21:30. Заголовок: 13 октября. Ночь Пр..

[right]Ночь с 12го октября на 13ое
Прага. Дом Штефанович-Парадиз.[/right]

Одет: Пальто<\/u><\/a>, шарф<\/u><\/a>, брюки, сапоги<\/u><\/a>

Скрытый текст

Простите за этот пост, я сегодня не в потенции

[mp3hosting]http://prostopleer.com/#/tracks/4664900WExe[/mp3hosting]

- Почему он не говорит? Ему чего-то не хватает? Он ещё плохо спит… Наверное, ему сняться кошмары! Ему снится, что я его брошу! Какой ужас! Бедный малыш! Я ведь этого не сделаю! Да-да! Надо обратиться к врачу! А есть ли в Праге хороший врач? И зачем мы только сюда летим?! Джон!!! Это ты во всём виноват! Почему он всё ещё не говорит?! – молодая мамаша сводила с ума не только своего мужа, бедолагу Джона, и Милана, сожалевшего, что вампиры вынуждены пользоваться людским транспортом, но и самого малыша, который не мог уснуть под такие шумовые эффекты. Зачем его вообще куда-то было везти?
«Как тяжело молчать, когда тебя не спрашивают», - мысленно вздохнул вампир.
- Джооооон!!! – девушка перешла к активным физическим действиям, начиная трясти мужа.
Милан уже не слышал своих мыслей.
- Сегодня я умер, - спокойно, но чётко произнёс он. Девушка обернулась и распахнула огромные заплаканные глаза. От удивления, она даже перестала душить супруга.
- Вашему малышу не снятся кошмары, - авторитетно продолжил он, - Для него в жизни главный сейчас принцип, это принцип двух К: кушать и какать, понимаете? Ему ещё не могут сниться кошмары. Он не смотрел ужастиков, и он даже не подозревает, какой сейчас в Лондоне процент бездомных детей.
- А почему он ещё не говорит? – тихо спросила ошарашенная мамаша.
- Малыш заговорит, когда заговорит, расслабьтесь. Не то чтоб он знал лекарство от рака и отказывался поделиться информацией, - хмыкнул Милан. Джон смотрел на существо, чей пол не мог определить, с благодарностью в одном глазу и интересом в другом. Девушка икнула, а потом слабо улыбнулась.
- Вы – доктор? – спросила она.
- Да, педиатр, - соврал Милан, которому не обязательно было быть доктором, чтобы видеть, что малыш в полном порядке.
Тогда девушка расслабилась и, вновь превратившись в уютную курочку-наседку, начала щебетать малышу что-то неразборчиво милое. Джон и Милан поймали себя на том, что оба смотрят на это с умилением, и отвернулись в разные стороны. Джон стал ощупывать взглядом стюардессу, а Милан уставился в иллюминатор.
Последние две недели он находился в немилосердном трансе. Все его мысли были там, с ней. Он не только вспоминал то, что продолжало его волновать и сейчас, словно рука призрака, игравшая на струнах его души, но и думал о том, что было бы, если бы тогда они не расстались, а в тот чёртов день не было бы того палящего солнца. Но теперь, когда рядом с ним весело улюлюкал пузатенький розовощёкий малыш, он, пожалуй, впервые, задумался о том, что было бы с ним, не свяжись он с Беланте и не стань вампиром. У него была бы обычная спокойная жизнь. Тривиальная, но глубокая и чувственная.
- Не в сырости, насытившей соцветья,/ ни в деревах, исполненных любви,/ нет доказательств этого столетья, - бери себе другое и живи… - если б знала Белла Ахатовна, как этого хотел сейчас Лермонт! Стать обычным парнем и родиться в пятидесятых годах прошлого века, чтобы прожить жизнь рядом с любимой женщиной. Если б это потребовалось, он даже стал бы торговать антиквариатом и смирился бы с необходимостью носить фамилию, от чистоты и возвышенности которой его подташнивает. Он бы приносил рождественскую ёлку, пахнущую хвоей, покупал бы десятки ярких коробок с подарками и играл, наверное, Снегурочку. А потом, переодевшись в папу, сетовал, что опять пропустил приход Деда Мороза, или Святого Николая.
Эти две недели Лермонт не появлялся в клубе, чем ставил всё под удар, и ел всего пару раз, последний – вчера, и только потому, что явиться к Катаржине озверевшим от голода животным, не имел никакого права. Это всё равно, что сказать: «А я оденусь во всё коричневое и испорчу вам праздник». Кстати, его еда и поныне красила глаза и умывалась по утрам, потому, что Лермонт не мог никого убить сейчас. Вообще-то, принято считать, что вампиры – кровожадные звери, чья подлунная жизнь основана только на физических потребностях не-живого организма. Так и на счёт людей всё не однозначно: то ли Бог сотворил из подручных материалов, то ли обезьяны очеловечились, то ли НЛО занесло. Так что это бабка надвое сказала. Иногда Милан поддавался общей волне и соглашался быть тем циничным зверем, какого желали видеть, а иногда не труд, но любовь облагораживала его, и он начинал верить, что существует благодаря душе, всё ещё находившейся в его теле.
От Лондона до Праги всего пара часов, которые тянулись вечно. Весь полёт Антонио вспоминал последний телефонный разговор, который был у него с Катаржиной. «E 'passato più di un anno, e di fronte a voi per sempre, quindi per voi circa due settimane?», - сказала она. Как она заблуждалась! В одиночной камере время и то шло быстрей, а пару столетий, что у него впереди, он обменял бы, чтоб эти недели пронеслись за миг. Какого чёрта? Через 2-5000 лет его всё равно не станет. И будет тому виной желтый карлик, в котором закончится термоядерная реакция, или соседняя галактика, в акте неистовой любви слившаяся с нашей и сдвинувшая с орбит планеты, превратив их затем в груду камней – какая разница, когда и то и другое давно происходит в его сердце? «Люди…Ну, что мы можем?! Мы ведь даже не можем создать лекарство от болезни, которая рано или поздно поражает каждого, живущего на земле. И горе тому, кто не болел ею…», - её голос всё ещё звучал в его сознании так, будто это происходило сейчас. Да, и этой болезни люди придумали номер: F 63.9*. Придумали и заразили своих двоюродных братьев. И один из них сейчас хуже алкоголиков и игроманов. Да ещё и без срока давности…
Вся дорога до её подъезда прошла в смутных, тяжелых и сумбурных мыслях. Только на родных ступеньках, мысли прояснились, и в голове закончилась эта странная волнительная котовасия. Прежде чем вбежать в подъезд, Лермонт поднял глаза в небо цвета парижской сини. Было ещё достаточно темно, так что под окнами Милан был единственным, то ли запоздавшим для серенад, то ли поспешившим для утреннего букета, кавалером. Он нашёл глазами пустоту знакомого окна и по привычке улыбнулся, наивно и по-детски, как улыбаются дети, радуясь первому снегу. Что он собирался там увидеть? Девушку, ждущую его у окна? Никогда. Она была слишком горда, и даже раньше, поджидая его, она готовила не ужин, а великолепный скандал. Внутри всё сжалось в садящий комок. У Милана засосало под ложечкой. И оба эти ощущения были почти приятными, ведь они редко охватывали его. Катаржина, конечно, не верила. И отчасти была права: раз он так любил её, почему сам не нашёл её? И ему нечего было бы возразить, если бы он не был вампиром. Во-первых, он страдал анахронизмом, что было уже «профессиональным» заболеванием, поэтому отсутствовать 30 лет для него было равнозначно отсутствию в пару недель; а во-вторых, он не мог дать ей всего, чего она была достойна, и это было весомым аргументом.
Большинство окон дома оказались пластиковыми, и этот факт заставил юношу вспомнить, что он пришёл сюда не стоять до первых лучей солнца в ожидании любимого лица в окне: жестоко было этого от неё требовать. Чтобы поскорее снять эту горечь, он встряхнул головой и почти бегом влетел в подъезд, выплёскивающий на ночную улицу тёплый золотой свет домашнего уюта.
Не замечая дремлющую консьержку, бывшую ещё тридцать лет назад тётей Зузой (Zuzanna), Милан пролетел через холл к лестнице. Почему-то он возомнил, что тётя Зуза должна его помнить. Но тётя Зуза никому ничего была не должна, поэтому вскочив со стула со сна, да сослепу, она подхватила швабру и ринулась в бой:
- Девушка! Девушка!! Куда вы? – заголосила она, собираясь если не догнать, то хотя бы «заляпать» ночную посетительницу.
Не желая останавливаться, посетительница мимоходом уркнула: «Я не девушка», сосредоточившись на скорой встрече со счастьем.
- Нашла, чем гордиться!!! – заорала вслед запыхавшаяся тётя Зуза.
Милан остановился как вкопанный, и, смеясь, бросился вниз, где поджидала его с поучительной речью о распущенной молодёжи консьержка. Слетев, он по-отечески поцеловал в лоб старушку и вручил ей коробку конфет. Не давая женщине опомниться, он мигом взлетел на нужный этаж. Теперь он чувствовал себя живым, он мог без запинки сказать, что вот именно сейчас он дома и никогда бы не выменял его ни на что.
«Уж минуло так много дней,/ А нежность – облаком вчерашним,/ А нежность – обмороком влажным/ Меня омыла у дверей».
Он медлил всего пару мгновений, опустив глаза вниз, будто раздумывая. Ни разу за это время он не позволял себе мысли, что возможно, такая похожая на его, история Чарльза Диккенса и миссис Винтер, встречи с которой так жаждал писатель, и в которой он разочаровался, может повториться и с Миланом и Катаржиной. Не позволял, потому что это убило бы его.
Милан нажал на звонок, прислушиваясь к звукам. На его лице играла улыбка. В руках его покоился огромный букет из крокусов, лилий, ирисов, жасмина, роз, фиалок, незабудок, маргариток, земляники и нарциссов. Нет, он помнил любимые цветы Катаржины, однако этим он хотел напомнить ей о языческом празднике Остар, символе вечной любви. В руках у него не было больше никакого багажа, кроме большой яркой коробки, и перекинутого через грудь кейса для чертежей на длинном ремне. Волосы, тщательно выпрямленные им ещё до полёта, пошли волнами от влажного уличного воздуха.


* Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) внесла любовь в официальный реестр серьезных заболеваний. Отныне международный шифр болезни — F 63.9.Любовь отнесли к психическим отклонениям, к пункту "Расстройство привычек и влечений".После алкоголиков, игроманов, маньяков-поджигателей, токсикоманов, клептоманов и выдергивателей волос. Иначе пункт F 63.9 именуется "Расстройство привычек и влечений неутонченное"

 Отправлено: 09.12.10 00:50. Заголовок: Теперь у неё была пр..

Теперь у неё была прекрасная возможность ощутить почти что бесконечность вечности, упрямо рстягивающей эти две недели в какое-то странное месиво из воспоминаний, ожиданий, предвкушения, волнения, капельки страхов, зреющих планов, невысказанных вопросов и ещё множества всего, что давило на психику уже немолодой женщины.
Катаржина уже раз двадцать за эти две недели успела пожалеть о том, что позвала Милана, поскольку не желала, чтобы он в ней разочаровался, но передумать успела двадцать один раз, поэтому его ждали. Очень ждали, хоть и не признавались в этом самой себе.
Его самолёт уже должен был приземлиться в аэропорту, а женщина даже не шелохнула пальцем, чтобы позвонить и узнать, как Лермонт добрался. Она просто сидела и гипнотизировала плотно задёрнутые шторы в спальне, то раздосадованным, то задумчивым, то восторженно-нетерпеливым взглядом.
Повернувшись к зеркалу, Катаржина внимательным и долгим взглядом оценила своё отражение<\/u><\/a>. Из зеркала на неё смотрела уже совсем немолодая женщина с сеточкой морщин на лице, однако, овал лица был подтянут и выглядела женщина довольно ухоженно. Волосы, правда, уже не были той роскошной длинны и светлого, почти белого цвета: стрижка теперь была несколько короче да и цвет темнее, чтобы закрасить благородную, но никому не нужную седину. Лишь глаза оставались прежними – серо-голубыми, в них, как и прежде, ощущалось движение неугомонной мысли. Только теперь это были странные мысли, очень сумбурные и запутанные.
Конечно, следовало признать, что Катаржина подрастеряла всю свою былую внешнюю красу, но она относилась скорее к тому редкому типу харизматичных женщин, которые с годами утрачивают внешнюю привлекательность, но обретают внутреннюю силу Среди русских женщин такие редкость - обычно они превращаются либо в затюканных, либо в сварливых бабок. Среди западных тоже, они в большинстве своем мигрируют в сторону бодрых туристок в шортах и с фотоаппаратом.
- Что-то не о том ты думаешь, - женщина поморщилась, поглядывая на отражение, потом на часы и снова возвращая взгляд к зеркалу, - Совсем как молоденькая девица, перед первым свиданием. А ведь ты себе такого не позволяла и в молодости, - с вызовом отчитала себя Штефанович-Парадиз, вскидывая подбородок.
- Да что он, сквозь землю провалился?! – резким, но не лишённым грации движением, Караржина поднялась на ноги, и сложив руки на груди, сделала круг по спальне.
Конечно, она не могла знать, что Лермонт уже был у её дома, вот только вопли консьержки, отдающиеся гулким эхом по подъезду, оповестили о том, что гость-таки пожаловал. Хотя, отчётливо слышалось слово «девушка», да вот только в адрес Милана это было не редкостью, а Циле приезжать со своим кавалером было ещё рано.
Сколько раз Анци доставалось веником, когда она забывала ключи и с козырька подъезда пыталась залезть в окно бабушкиной квартиры? К семнадцати годам внучки Караржина уже сбилась со счёту. И не то что бы консьержка обладала плохой памятью, просто она таким вот венико-воспитательным методом пыталась приучить Анциферу к порядку, поскольку девочка-то производила хорошее впечатление и такие выходки были ей как бы не к лицу. Эх, знала бы бабуля, как внучке пригодился навык «форточницы Мурки»!
Катаржина уже несколько секунд стояла у двери, когда раздался звонок. Но она медлила, то ли от волнения, то ли от нежелания выдавать тот факт, что стояла у дверей и ждалал. Руки вперые за долгое время, казалось, совсем не слушались Катаржину и она на силу справилась с замком, хотя, когда дверь перед Миланом открылась, лицо женщины было невозмутимым, лишь серо-голубые глаза поблёскивали на постаревшем лице.
С пару мгновений Катаржина молча глядела на Милана, осознавая, что он так и не изменился. Потом взгляд упал на букет, а на губах женщины появилась лукавая усмешка.
- Теперь я знаю, где так долго тебя носили черти, - довольно заключила она, - Ты ограбил по пути все цветочные магазины, работающие в такую рань, а тётя Зуза была тому свидетельницей. Как я понимаю, в ваших с ней отношениях всё по-прежнему? - не удержалась Катаржина от доли лукавства.
Вот так вот… Ни «привет», ни «здравствуй», ни «как я рада тебе!»
- Ну, проходи, проходи! Что стоишь, как не родной?- с ноткой лёгкой и тёплой укоризны поторопила Штефанович. Катаржина по-хозяйски взяла из рук Милана букет и отступила вглубь просторного, но полутёмного холла.
Она взглянула на букет, чуть приподняв изогнутую бровь и лукаво улыбаясь, оценивая его многообразие. Намёк был понят.
- Это было совершенно ни к чему, хотя, не спорю, очень приятно. Но для меня ты – есть символ равновесия, когда день уравнивается с ночью, свет со тьмой, мужское начало с женским, ну, и так далее по списку, - губы Катаржины тронула улыбка.
- Я поставлю цветы, а ты пока располагайся в гостиной<\/u><\/a> и думай, как будешь оправдываться за столь долгое отсутствие, - и она удалилась на кухню вместе с букетом, похожая в своей домашней шёлковой тунике<\/u><\/a> на древнюю царицу. Вернее дело было даже не в тунике, которую Катаржина принципиально не стала менять на более праздничный наряд в честь приезда Милана, а скорее в осанке женщины, самой манере поведения. Катаржина напоминала скорее маститую актрису в возрасте, чем бабушку. И вот что было интересно: обычно к старости люди либо ссыхаются, либо расплываются. А Штефанович, при всех ее морщинах, ухитрилась сохранить нормальную, почти спортивную фигуру.Странное это зрелище - женщина с полноценной "короной".
- Встать. Суд идёт, - усмехнулась Катаржина, входя в гостиную через пару минут с букетом, но уже в вазе и располагая всё это великолепие на столике, рядом с немногочисленными фото дочери, совсем ещё маленькой внучи и среди них, одной-единственной своей фотографии<\/u><\/a>, времён молодости, а сама занимая кресло напротив Милана.
- Ну, что, кто из нас первый признается, что соскучился?

 Отправлено: 11.12.10 23:04. Заголовок: http://prostopleer.c..

[mp3hosting]http://prostopleer.com/tracks/4571789jT0D[/mp3hosting]
Женщины… Жесткость, какая может быть свойственна им, непревзойдённа: они, истинные создатели в этом мире, они же и самые страшные разрушители. До какого предела они способны дойти! А до какого довести – даже богу не вестимо. Это их с Богом маленькая тайна, это его эксперимент, ему неподконтрольный, но пленяющий, опасный и вместе с тем завораживающий… и уже не хочется знать, чем все закончится, хочется не отрываться, погружаться все глубже и глубже.
Он прислонился впервые за много лет не искусственно горячим лбом к холодной поверхности двери. Заперта. С радостью он услышал стук её сердца, её прерывистое дыхание. Его способности были на пределе. Чутьё способно было уловить малейшее колебание. Его чувство к ней создавало гармонию между его внутренним зверем и тонкой человечной душой. Обе его ипостаси рабски служили ей, своей богине. Pourquoi pas? (фр. почему не?) Можно было ещё немного подождать. Чтоб не узнал. Чтоб отчаяние застилало глаза. . Pourquoi pas jouer? (фр. Почему не поиграть?) «Чем безумней - тем забавней, Чем больней - тем интересней». И всё же... Может просто услышала шум на лестнице, может – ждала – не всё ли равно? Так близко! Уму непостижимо! – ему казалось, что он вмещает всю пустоту вселенной, и тут, внутри, она обретает смысл.
Наконец он услышал, как механизм её замка отдаётся тихим эхом. Он видел каким-то другим зрением как пружинки и колёсики цепляются друг за друга, крутятся, вереницей перебегая, стремятся к заветной цели. Незаметно для себя, свободная рука Милана повторяла на гладкой поверхности двери ход руки женщины по другую сторону.
Он слегка отпрянул и вспомнил, что все эти долгие секунды не дышал. Грудь с тихим свистящим звуком наполнилась воздухом.
Дверь открылась. А он всё ещё улыбался своей искренней глупой счастливой улыбкой. Она, наверное, даже представить себе не могла, какие сюжетные добавки, какие страсти горели там, под призрачной белой кожей. И сегодня он был счастлив. Будто дверь, что открылась перед ним – ворота рая, где, и он напрочь забыл это, ему нет места. Темная от света в спину её фигура. Милан на несколько мгновений прикрыл глаза, стараясь запечатлеть в памяти этот миг. Она смотрела на него. Пытаясь узнать и не узнавая, хотя он не изменился. Люди такие существа, которые не могут сразу поверить своим глазам, видя константу, и желают заметить хоть малейшие изменения. Он и сам рад был бы их увидеть: хоть морщинку. Но нет. Радость перемен никогда не коснётся его. Время, словно на поверхности чёрной дыры, застыло рядом с Миланом мёртвой аурой, играя со своим пленником. Лермонт открыл глаза и как в воду с мостика: грациозно, точно, с размаху, с влечением кошки, гоняющей клубок, с непостижимым миру желанием, стремлением, не боясь разбиться о холодность взгляда, нырнул в глубину глаз.
Память вампира превращала людей в вечные образы: он не замечал ни морщинок на её лице, не позолоты волос – она была для него всё той же юной девочкой. Цветком, неповторимо и невыразимо прекрасным, но обреченным на гибель. И именно скоротечность, хрупкость Красоты пленяла его.
- Теперь я знаю, где так долго тебя носили черти, - нарушив молчание, Катаржина спасла своего утопленника, - Ты ограбил по пути все цветочные магазины, работающие в такую рань, а тётя Зуза была тому свидетельницей. Как я понимаю, в ваших с ней отношениях всё по-прежнему?
О, да! Самосохранение красоты немыслимо без лёгкого хамства!
-Я рад, ведь ты заметила, что это не гербарий, - слегка покачнув головой, ответил Милан. Он был несказанно счастлив, что Штефанович, хоть и изменила ему с неким Парадиз, не изменила себе.
- Dobrou noc (чешск. Доброй ночи), - поздоровался художник, по-прежнему через порог.
- Ну, проходи, проходи! Что стоишь, как не родной?
Впустила его. Как обычно лукаво, с усмешкой. Будто и не помнила, что вампир без приглашения – никуда. Это ранило, уязвляло, жалило, будоражило, вдохновляло. «Свеча ничего не теряет, зажигая другую свечу». Весь спектр его чувств не вместила бы ни одна палитра.
Милан проскользнул в квартиру, оставляя без подробностей притаившуюся на пролёт ниже тётю Зузу.
-Эээх! – разочаровано выдохнула женщина, и махнула рукой, - Что за молодёжь пошла? На заборах пишут на иностранном – невозможно читать, а если интригуют, так оставляют без подробностей! Просто нелюди какие-то! – Зузанна, забросив в рот очередную конфету, и подпирая рукой ноющую поясницу, с глухим ухом пошла на вахту.
- Это было совершенно ни к чему, хотя, не спорю, очень приятно. Но для меня ты – есть символ равновесия, когда день уравнивается с ночью, свет со тьмой, мужское начало с женским, ну, и так далее по списку, - комплимент был столь неожиданным, что Милан несколько растерялся, не зная, что ей и ответить.
- На языке древних племён старого света Италии, это значит: «Кручу, верчу, охмурить хочу!» - иронично улыбаясь, поддел любимую негодяй. Он уже достаточно опьянел ею, её духами, нотками её голоса, запахом её сигарет, складками её халата, её глазами… А она привыкла использовать как оружие и возраст, и костюм, и острый ум. Оружие стреляло. И надо заметить, с завидной меткостью. И теперь ему было тесно в рамках тех отношений, которые позволяло сейчас его положение.
- Я поставлю цветы, а ты пока располагайся в гостиной и думай, как будешь оправдываться за столь долгое отсутствие, - в очередной раз напоминая, кто Истинная Хозяйка положения, Ката удалилась, оставляя Милана «поостыть» в гостиной. Это было очень кстати, ведь его рука уже поднялась к её лицу, боясь прикоснуться, ощутить тепло её кожи. Притрагиваясь к воздуху рядом с прядкой её волос, его пальцы создавали электричество. Волосы, непослушные, неподвластные ему и его желаниям, тянулись к его руке и касались кожи, тонко, деликатно, почти неощутимо.
Но вот шаги уже удаляются, и художнику ничего не остаётся, как покинуть холл и расположиться в гостиной.
Отметив про себя, что потерял отличную хозяйку, у которой не как в рекламе чистящих средств, всё загажено, а именно тот, недостижимый «матушке» Мальвине идеал. Идеально не скучный, нудный, правильный, а освежающе-увлекательно-смелый. Милан отправился к столику, на котором стояли фотографии близких Катаржине людей.
Блондин, всё ещё в пальто и со своим скарбом, осторожно взял одну из фотографий. На ней была изображена дочь Катаржины. Милан мотнул головушкой, словно обделённая яблоком лошадка. Он сознавал: обида – признак ограниченности ума. Это то, что в голове разобрать не удалось, а в сердце осталось. Но не обижаться на себя не мог. Вновь он почувствовал себя одиноким. С тем же он был счастлив, что Катаржине хватило разумности найти себе уютного спокойного мужчину и завести с ним семью, а не бросаться в омут с героем, каких любят обычные женщины: трижды простреленным качком, пыхтя прущим на себе свою возлюбленную, попутно заливая её обязательно кипельно-белое платье кровью, и на вопрос: «Ты в порядке?» неизменно отвечающего «да», даже если он на последнем издыхании. «Мудро поступает тот, кто отпускает то, что не может удержать, чтобы получить то, что не может упустить». Однако вид маленькой девочки, которая могла бы быть его дочерью, заставил Милана поднапрячься, чтобы не пустить скупую мужскую слезу. Это шокирует.
Застигнутый Катаржиной, Милан медленно опустил фото на столик. А взамен протянул женщине коробку:
- Открой, - попросил он.
Когда амарантовая лента, повинуясь желанию Катаржины, упала атласной змеёй к её ногам, и коробка открылась, комнату наполнили<\/u><\/a> огромные<\/u><\/a> тропические бабочки<\/u><\/a>. Они бесцеремонно садились<\/u><\/a> на Катаржину, летали, устраивая хороводы, над её головой, щекотали шею маленькими лапками, и создавали лёгкий ветерок размахом своих разноцветных крыльев.
Милан по-прежнему стоял чуть в стороне, склонив голову, и наблюдая, как его сюрприз облюбовал прекрасный цветок – Катаржину. В этот момент он сбросил маски и растоптал их. Это ощущение: невероятной эмоциональной свободы было приятным. Приятным на грани физического.
- Ну, что, кто из нас первый признается, что соскучился? – спросила она.
- Я, - с лёгкой хрипотцой в голосе отозвался Милан. Признание далось ему нелегко, но это не обязательно было кому-то видеть. Это несущественные мелочи, по сравнению с тем, что происходило сейчас тут.
Не отводя глубоких блокитных глаз от её лица, Милан опустился перед Катаржиной на колени.

 Отправлено: 12.12.10 18:50. Заголовок: - Я сама, как гербар..

- Я сама, как гербарий! – смешливо фыркнула Катаржина в ответ, любуясь пёстрым букетом. С самоиронией у неё было всё впорядке. Взгляд серо-голубых глаз был по-лисьи хитрым, когда женщина поглядывала на Милана.
- E tu, mio caro (ит. «И тебе, мой дорогой») – и снова их привычка взяла верх.
Она и почти забыла, что ему каждый раз нужно приглашение. Для неё Милан почти и не был бездушным ночным кровопийцей, коих обычно показывают в кино. Раньше Катаржина относилась к этому, как к некой болезни Лермона, боязни солнечных лучей что ли, и просто пунктиков на тему вампиризма, ведь он никогда не являлся пред ней голодным или в непотребном виде, а о торговле Милана Катаржина знала лишь понаслышке, поскольку он всегда старался оградить её от этой неприглядной стороны медали. Может, оно было и к лучшему, а может, и наоборот, но тяга Лермонта иметь в этом мире хоть одну родственную душу, хоть одного близкого человека, сделала своё дело. И этот человек у него был, и исправить теперь уже ничего было нельзя.
Вот так всегда, стоило этим двоим оказаться вместе, как они начинали поддевать друг друга слегка. Катаржина рассмеялась и погрозила вампиру пальцем:
- Стервец! Если бы все итальянцы были похожи на тебя, я бы самолично до сих пор приносила тапочки своему супругу и устраивала вместо совместного воскресного ужина семейный воскресный скандал по всем законам жанра с последующим бурным примирением. Так что, Миля, ты хоть и итальянец, но не прикрывай свою натуру Дон Жуана национальностью. Я её видала, помню…
Она видела его жест, но нарочито делала вид, что не замечает в упор, поскольку это было хуже всякого наркотика, разъедающего сознание, и отвыкнуть от которого не представлялось возможным, но было необходимо.
В своих представлениях о прошлом возлюбленной Милан был неимоверно далёк. Впрочем, это было неудивительно, ибо у них никогда не заходило разговора об этом времени.
- Кем ты там заинтересовался? – полюбопытствовала Катаржина, видя, что Милан держит в руках одну из фотографий, но рамки были одинаковыми, поэтому оставалось только спросить.
- Ты до сих пор не забыл мою страсть к подаркам? – край ленточки скользнул, развязываясь, освобождая крышку коробки и…
В следующий миг захватило дух от взмывшего в потолок цветного водоворота: такого живого, трепещущего и невероятного. Женцина потеряла дар речи и заворожено следила за вихрем красок, подставляя ладони перхающим бабочкам. Её туника была довольно пёстрой, поэтому насекомые одаривали её своим любопытством сполна: порхая, присаживаясь, шелестя своими крылышками.
Первый и приятный шок прошёл примерно через минуту.
Катаржина отвела взгляд от бабочки, сидящей у неё на руке, и взглянула на Лермонта блестящими от восторга и благодарности лазами.
- Вот в этом весь ты…, - улыбнулась ласково Катаржина.
Он оказался рядом на коленях, а женщина лишь покачала головой, и мелькнуло в её улыбке что-то печальное, но исчезло так же быстро, как и появилось. Её ладони коснулись волос Милана с былой нежностью.
- Лермонт… ты сволочь… За это ты остаёшься единственным стоящим мужчиной в моей жизни. Вот скажи мне на милость, как тебе, садисту, пришло в голову подарить такой подарок? – усмехнулась Катаржина, - Их кормить надо. Их красота не вечна, в отличие от твоей, мой милый. Ты сам вполне в состоянии прокормиться, а им, как минимум, придётся отдавать на пропитание твой букет.
Это был единственный мужчина, которого она была готова видеть рядом с собой на коленях, остальных, как и бывшего супруга, она поднимала и почти брезгливо гнала прочь, а этот даже в таком положении не терял своего величия.
Ностальгия, конечно, вещь любопытная, но пора было и честь знать.
- Милан, у меня будет к тебе одна просьба..., - женщина выдержала паузу, - Сегодня прилетит моя внучка с молодым человеком и я бы хотела... Вобщем, у меня есть сомнения на счёт их обоих и я хочу, чтобы ты поухаживал за анциферой. Мне необходимо знать, что будет делать она и как отреагирует её молодой человек, тем более, что у тебя перед ним есть, скажем так, некоторое преимущество...

 Отправлено: 18.01.11 13:28. Заголовок: Счастлив тот, кому у..

Счастлив тот, кому удаётся договариваться с собственной совестью. Йен Морган таким умением не обладал и чем дальше, тем меньше было надежды научиться. Совесть грызла его после памятного разговора в парке колледжа, грызла за малодушие и неспособность лгать любимой девушке, грызла за то, что из-за него она пропустит юбилей своей бабушки, а он уже не в силах на это повлиять. Эмоционально переживая каждую необходимость выбора, приняв решение, Анцифера превращалась из гибкой рябины в монументальную секвойю, и ни да каких доводов со стороны ей дела уже не было.
После звонка госпожи Штефанович-Парадиз долго думал о том, что должен был предложить этот выход Анцифере с самого начала. И сам же себе признавался, что не стал бы, даже если бы тот пришёл ему в голову. Начиная с того, что Морган не мог себе позволить заявиться к кому бы то ни было без приглашения из соображений банальной вежливости, и заканчивая его понятной неприязнью к шумным празднествам. За далёким и слегка пугающим словом "юбилей" же по представлениям Йена скрывалась армия родственников и старых друзей, в круг которых он не вписывался совершенно. Даже вместе с Анциферой.
Из этих соображений он бы нашёл повод отказаться от не сулящей ничего хорошего поездки, если бы не Анци. Идея бабушки воодушевила девушку, а Йен не нашёл ни единого достойного повода отказаться, тем более, что это с большой вероятностью вернула бы его положение на старые рельсы угрызений совести.
Поэтому утром тринадцатого октября они стояли перед зданием пражского аэропорта. Йен, как всякий раз после перелёта, был бледноват и улыбался немного нервно, но выглядел довольным. Или очень удачно делал вид, будто это так.
- Kam jedeme teď? - неуверенно произнёс он, вылавливая из окружающего их сонма звуков гомон толпы и шум автомобильной стоянки. Неуверенность была рождена здоровым сомнением в знании языка.

 Отправлено: 18.01.11 19:12. Заголовок: Она вечно его куда-т..

Она вечно его куда-то втягивала, не давала покоя, тормошила, заставляла испытывать новые чувства и эмоции, подчас ранила этой новизной, потом, казалось, унявшись, наконец, пожалев себя и молодого человека даже немного раскаивалась в содеянном, но потом всё начиналось заново. В этой жизни ей было необходимо только два компонента для счастливого существования: Йен Кристофер Морган и новые впечатления и эмоции. Но последнего без него почти не существовало – всё бледнело, тускнело и сходило на нет. Вот поэтому ей и хватило упрямства для того, чтобы пойти против родственной связи и решить остаться здесь в Энигме.
Но бабушка всё расставила по своим местам, Анци, наверное, только потом задумалась о том, что предложи она сама Йену такой выход, то он бы ни за что не согласился – это вам не выходные за несколько километров от Винздора – это Чехия.
И на что только девушка на этот раз подначивала музыканта – одному богу было известно, но факт оставался фактом – молодые люди благополучно приземлились в аэропорту Праги. Всю дорогу от Виндзора и весь полёт к этой парочке относились весьма логично, чем вызывали острый приступ смущения даже у Анци. «Ваш (муж, жених, молодой человек)» … далее задавался какой-либо вопрос. Хотя, конечно, при взгляде в документы приносились извинения, но первая реакция оставалась неизменной даже в Праге. Анци не знала, куда себя девать, но в целом была довольна – не чужого же мужчину ей в женихи приписывали. Хотя к статусу девушки Йена она всё ещё не успела привыкнуть настолько, чтобы перестать смущённо улыбаться и ждать, что Йен нахмурится, смутится и вдруг скажет, что и это какая-то ошибка.
Анци тоже нервничала. Она зачастую нервничала, когда что-то происходило не так, как всегда. А тут ещё она возвращалась в родной город, должна была увидеть бабушку, а потом и других родственников. Хорошо, что с самыми странными их них Йен был уже приблизительно знаком. А уж если после отца, мамы и разговора с бабушкой он не сбежал, то можно начинать радоваться.
Он нервничал и Циля чувствовала это, правда не могла толком определить причину. Впрочем, так уж ли это было необходимо? Сама поездка была на то весьма весомой причиной.
Выходя из дверей аэропорта, Анци выдохнула, довольно зажмуриваясь. Она была дома, она была в Чехии. Идя под руку с Йеном, девушка на пару секунд прижалась к его плечу.
«Я так рада, что ты со мной!»
Его голос заставил отвлечься от восторженных мыслей. Анци с долю секунды соображала, что Йен обратился к ней вовсе не по-английский:
- Neřekl jsi mi, co víte česky! – удивилась девушка, а потом, рассмеявшись, поцеловала Йена в щёку.
- У меня такое впечатление, что уже я отвыкла от чешского. Знаешь, я уже так привыкла к Англии, к Энигме. А с тобой английский мне, кажется, стал вторым родным языком, - добавила девушка негромко уже по-английски.
- У меня бабуля, кстати, тоже хорошо знает английский. Она в молодости была моделью и успела много где пожить, заключая контракты с модельными агентствами. Только сейчас по ней не скажешь о модельном прошлом, - немного иронично заметила девушка, - Сейчас поищем такси. Ты, наверное, хочешь отдохнуть, - полувопросительно поинтересовалась Анцифера.
Молодые люди уже подходили к стоянке, где была немалая толкучка, но машину им-таки удалось найти. Перебросившись с шофёром парой фраз, Анци отдала их с Йеном багаж, чтобы его убрали в багажник и, разместившись рядом с Йеном на заднем сидении, назвала адрес.
- Знаешь, у нас не так далеко от бабушкиного дома есть нотный магазин, там можно много интересного найти… даже эм… Чайковского, так его, вроде, фамилия? Мы ведь с тобой туда сходим? – поинтересовалась девушка, чуть приподнимая голову с плеча молодого человека, - Мне так много тебе хочется тебе рассказать о моём городе, чтобы ты услышал его, проникся его атмосферой, но у нас так мало времени…
Дорога до дома Штефанович-Парадиз прошла без происшествий.
На проходной в подъезде молодых людей встретил оклик.
- Анци, деточка, неужели это ты! – вездесущая тётя Зуза не дремала на рабочем месте, - Ты же вроде учиться уезжала? А приехала с м…
- Здравствуйте, тётя Зуза. Да, учиться. Нет, не с мужем, - улыбаясь, ответила Циля, проскальзывая мимо, насколько вообще было возможно проскользнуть вдвоём да ещё и с сумками.
- Хорошая женщина наша консьержка, не раз мне в детстве от неё веником доставалось. Но если ты хочешь, чтобы новость узнал минимум весь подъезд, то её непременно надо рассказать ей, - девушка смешливо поморщилась, притормаживая у дверей, ставя сумку на пол, и нажимая кнопку звонка.
Короткая мелодичная трель оповестила Катаржину о прибытии гостей. Женщина, извинившись перед Миланом, с которым они уже сидели на кухне, отправилась в коридор и уже без всяких промедлений открыла двери.
- Ты решила уморить с голоду нас и твоего спутника? – это снова было вместо «Здравствуй». Катаржина строго взглянула на внучку.
- Здравствуй, бабуля, я тоже рада тебя видеть. Откуда столько заботы? – улыбаясь, спросила девушка.
- Мне не нужен очередной Кощей Бессмертный в нашем семействе. – с толикой доброй иронии отвечала женщина, - Сознавайтесь, юноша, эта недотёпа вас не кормит?
Анци закатила глаза, но промолчала, позволяя Йену самому продолжить начатый на английском разговор. Всё равно её слов бабуля бы не поверила, что это у Моргана комплекция такая и бледность тоже почти естественная.
- Ну, что ты в него вцепилась, дай юноше раздеться спокойно! Как прошёл полёт? Устали с дороги?
Анци с явной неохотой отпустила руку юноши и в сей момент пристраивала в углу их с Йеном вещи, пытаясь при этом ещё и раздеться.

Внешний вид: так<\/u><\/a>

 Отправлено: 20.01.11 15:51. Заголовок: Удивительно, но Йен ..

Удивительно, но Йен спокойно воспринимал замечания окружающих. С вежливой улыбкой он отвечал общими фразами, удовлетворяющую обе стороны, и не спешил разуверять кого бы то ни было в их заблуждении.
Если Анцифера отличалась упрямством, то Йен – последовательностью. Тот статус, которым его наградила пожилая мадам с добрым голосом, логично следовал из его нынешнего, и Йена него не было планов мешать подобному развитию событий. Следовательно, и смущению было браться неоткуда.
Прага звучала обыденно, и в то же время особенно. Машины и люди в массе не слишком различны в Москве или в Лондоне, как каждому человеку характерно иметь две руки и одну голову. И, вместе с тем, город слышался Йену совершенно уникальным. Это был город Анциферы.
- Neříkám česky. Naučil jsem se pár vět, - с улыбкой заверил он девушку, довольный произведённым впечатлением.
- Поэтому не жди от меня помощи в переговорах с местным населением, - подытожил он. Он в самом деле не лукавил на этот раз. Его знание чешского ограничивалось именно что парой фраз из разговорника, наспех изученного в рамках приготовления к поездке.
– Мы же уже беседовали с твоей бабушкой, ты помнишь? – заметил Морган, решив не комментировать всё остальное. От короткого разговора с госпожой Катаржиной у него остались довольно смешанные чувства.
Уже в машине Йен в седьмой или в сто седьмой раз решил не загадывать наперёд.
- Вроде, так. Наверное. Ну, я почти уверен, что его фамилия начинается на «Ч», - Морган тихо засмеялся, приобнимая девушку. – И я думаю, что колледж не обидится на нас, если мы самую малость задержимся. И сходим во все места, которые ты сочтёшь интересными.
Дорога до дома бабушки Анциферы не показалась длинной. Йен легко согласился бы проехать ещё столько же, но это было из разряда недостижимого. Зыбкому уединению на заднем сидении такси пришёл конец.
Выбравшись из автомобиля, Морган вдохнул полной грудью прохладный воздух. После суетливого аэропорта это место казалось образцом спокойствия. Йен пригладил волосы, взялся за сумки, и уже спустя несколько секунд познавал скрытую угрозу обманчиво-мирной улицы. «Тётя Зуза», возможно, была прекрасным человеком, как и рекомендовала её Анцифера, но Йен предпочёл вместо близкого знакомства ограничиться вежливым приветствием, и поспешил вслед за девушкой. Встреча в подъезде его несколько сбила с толку, так что он не успел толком настроиться на волнение, когда они оказались у дверей нужной квартиры. А Катаржина и вовсе не оставила Йену пространства для тревожных мыслей.
- Уверяю Вас, это не так, а мой вид – результат наследственности и английской погоды, - довольно бодро ответил Морган. Удивительное дело, но перед этой женщиной он не испытывал того неудобства, что в загородном доме с Малруни. Должно быть, оттого что тогда доктор сам не знал что делать со свалившимся счастьем, а Штефанович-Парадиз как раз собиралась решать этот вопрос по крайней мере для себя. Переступив порог вслед за Анциферой, Морган поставил сумку в тот же угол, что и Анцифера, и повернулся к женщине, протягивая руку.
- Счастлив наконец-то познакомиться с Вами лично.

 Отправлено: 20.01.11 21:10. Заголовок: Анци была уверена, ч..

Анци была уверена, что с местными жителями договорится уж как-нибудь сама, да и люди здесь были – не чета чопорным англичанам, какие-то более открытые, более простые что ли… или это ей так казалось потому, что девушка выросла среди них. Что касалось молодого человека, то он, как считала Анци, был особенным и не относился к числу вышеописанных англичан. Может, когда-то в прошлой жизни до Энигмы, но не сейчас, не с нею.
А Йен и вправду порадовал – Анцифера хоть и знала, что молодой человек знает достаточно языков, но чтобы речь заходила о её родном языке – такого не было, а значит, что Морган специально к поездке пополнил свой багаж знаний. Впрочем, она всё равно не собиралась оставлять молодого человека в одиночестве, так что вопрос о языковом барьере отпадал сам собою.
- Да, действительно, - рассмеялась Циля, признавая свою недогадливость, - Просто я понимаю и тот и другой язык, поэтому не сразу сообразила, что с тобой-то бабуля должна была говорить по-английски.
Им никто не мешал в уютной теснота автомобильного салона, даже водитель, привыкший возить самых разнообразных клиентов, не вмешивался в их беседу, да и не мог по сути. Как же это было удивительно и удобно, когда здесь и сейчас понимает тебя лишь твой любимый человек, с которым ты сидишь, спокойно обнявшись, и никто не смотрит на тебя косо, не одёргивает в разговоре, как было с Малруни – в ту поездку Анци просто возненавидела зеркало заднего вида.
- Забавные эти русские! У них, то Чайковский, то Прокофьев… Хотя у нас Сметана есть, - усмехнулась девушка, - Кстати, надо будет поискать тебе и его в том магазинчике. Они могут на заказ отпечатать сборник шрифтом Брайля. Я узнавала, - чуть смутившись добавила девушка, боясь задеть Йена тем, что она об этом тоже успела побеспокоиться.
Но она хотела показать молодому человеку Прагу любым доступным для него образом: не ту Прагу с её панорамами, музеями, соборами и площадями. А Прагу звучащую, осязаемую, пахнущую в конце-концов. Девушка не забыла их разговор с Йеном у озера, когда он говорил, что уже давно нигде не был, и Анцифера была готова вон вылезти из кожи, чтобы восполнить этот пробел во впечатлениях, занимающий не один год.
Выслушав предположение молодого человека, девушка негромко рассмеялась, утыкаясь носом в его плечо:
- Чтобы посетить все места, какие я считаю интересными, нам нужно будет задержаться здесь минимум, недели на три… А знаешь что? – девушка вновь отлепилась от плеча молодого человека, - Если тебе здесь понравится, давай приедем сюда на каникулы летом? В Дворцовых садах как раз будет просто замечательно: тепло и там есть много аллей, фонтанов, беседок, где можно погулять, а летом там по вечерам проходят концерты.
Кстати о концертах… В Старом Городе есть, Муниципальный дом, а в нём зал имени Сметаны, там как раз проходил фестиваль «Пражская Весна», благодаря которому я и попала в Энигму. А ещё, там же в Старом Городе есть часы очень необычные и они каждый час издают очень интересный перезвон. А ещё Рудольфинум, ещё Карлов мост, Королевские сады с поющими фонтанами, Лоретта, Малостранское кафе, построенное 100 лет назад, Национальный театр, Государственная опера и…, - Анци поняла, что её «понесло». Замолчав на несколько секунд и поглядывая на Йена, Циля позволила ему хоть немного разобраться с потоком информации.
- Прага такая большая…, - беспомощно-смущённым тоном попыталась девушка оправдать свой энтузиазм, но при этом начиная улыбаться, дурацки могла выглядеть сейчас со стороны.
Даже если бы до дома бабушки пришлось бы идти пешком, то с Йеном девушка бы вряд ли уделяла большое значение пройденному расстоянию, хотя это было бы чрезвычайно много для пеших прогулок. А тут ещё и везли…
Может странно, но Циля ловила себя на мысли о том, что ей всегда было с ним спокойно и уютно, не было такого, как у других пар, когда одно объятие или простой поцелуй разжигает такую страсть, что крыша забывает, где у неё дом родной. Нет, сейчас, когда Йен уже не отгораживался стеною, Анцифера испытывала к нему ту любовь, которая сходна с ровным светом свечи – светлая, тёплая, ровная, но готовая исчерпать себя всю – «догореть до последней капли воска».
Тётя Зуза в сознании не отпечаталась, зато бабуля, как всегда была в своём репертуаре. Конечно, Анцифере не больно-то нравилось, что Катаржина с ходу назвала внучку недотёпой – замечательная характеристика от роди в первый же день приезда. Зато вот Йен, кажется, не терялся при Катаржине так, как это было с Малруни. Или просто не успел, а бабушка его сразу в оборот взяла?
- Да. В Англии у вас погода ни к чёрту, - смешливо поморщилась Катаржина, махнув рукой, - Лучше приезжайте в июле к нам – дождей мало, теплее, чем у вас там, да и много чего интересного…
Предвосхищая фразу бабушки о «посмотреть» Анци зыркнула на Штефанович-Парадиз.
- …Вам Анци может рассказать о Праге, - совершенно не меняя тона, продолжила бабуля. У неё до сих пор в голове не укладывалось, что её придирчивая внучка, не обращавшая внимания на «самых-самых» мальчишек в школе, вдруг, не успев прожить в Виндзоре и недели, обратила внимание на такого молодого человека, который по её же словам ещё и ужасной скромностью отличался.
Вежливое приветствие Моргана не осталось без внимания.
- Я тоже рада познакомиться с вами, юноша. Наконец-то я лично могу увидеть того, о ком мне внучка чуть ли не каждый раз что-нибудь рассказывает.
Её рукопожатие оказалось довольно-таки крепким для обычного женского.
- Вам как будет удобнее: в разных комнатах или в одной с Анци? И давайте сразу договоримся, если вы не возражаете. Йен, для вас я Катаржина, никаких «миссис Парадиз» и тому подобного.
- Ага, или бабуля и на «ты», - смеясь, поддела Анцифера.
- Можно и «бабуля», раз вы всё равно мне того и гляди родственником станете.
Пока что Катаржина была вобщем-то довольна, правда надеялась откормить-таки за эти дни молодого человека, хоть немного, а то мало ей было такой же внучки, которая могла есть даже шоколад в любых количествах, но не набирала в весе столько, сколько могла бы. Это, конечно, было хорошо, но исключительно для девушек. Да ещё и Милан был такой же, по выражению самой же Катаржины «чахоточный», но он-то был вампир.